Фрегат "Аврора" назван в честь Демидовой соименницы Зари и Крейсер "Аврора" после её смерти. "аврора" прибыла на камчатку Они подходили к городу всё ближе и ближе

Имя «Аврора» популярно среди военных кораблей, в одном только Королевском военно-морском флоте было 11 кораблей с таким именем. В русском же было всего две «Авроры», но прославились обе. Наш рассказ про первую из них.

Парусный фрегат «Аврора» относится к самому многочисленному типу русских фрегатов XIX века «Спешный». Был заложен 23 ноября 1833 года на Охтенской верфи. Руководил постройкой подполковник Корпуса корабельных инженеров И.А.Амосов, потомственный кораблестроитель, один из лучших русский корабельных инженеров того времени. Спущен 27 июля 1835 года, вошёл в состав Балтийского флота.

Фрегат имел следующие размерения: водоизмещение - 1940 тонн; длина - 48,52 метра; ширина - 12,6 метра; глубина трюма - 3,874 метра; осадка - около 4 метров. Экипаж насчитывал 300 человек. Фрегат, несмотря на официальный 44-пушечный ранг, был вооружен 34 пушками (24-фунт.) и 24 карронадами (24-фунт.). Это в целом было обычное явление для российских фрегатов того времени, из 33 фрегатов типа «Спешный», номинально 44 пушечных, только 6 несли по 44 орудия, остальные - больше, рекордсменом стала «Елисавета» — 63 орудия.

Служба в мирное время

Надо отметить что в период 1825-1855 года Андреевский флаг был редким гостем в мировом океане, поэтому большая часть службы «Авроры» прошла в Балтийском море. С 1837 по 1843 год в составе отряда под командованием контр-адмирала Ф. П. Литке находился в практических плаваниях на Балтике. В 1844 году совершил первый дальний поход в Англию.

23 мая 1848 года фрегат вышел из Ревеля, имея задачей усилить третью дивизию кораблей Балтийского флота. В составе дивизии осуществлял патрульную и крейсерскую службу в районе островов Мэн и Рюген, а также у входа в пролив Малый Бельт. 22 августа 1848 покинул воды Дании и 1 сентября 1848 года вернулся в Кронштадт. В 1849 году находился в Кронштадтском порту. Прошел капитальный ремонт (тимберовка) в Кронштадте в 1851 году. В 1852 году находился в практическом плавании в Финском заливе.

Первое кругосветное плавание

21 августа 1853 года фрегат «Аврора», под командованием капитан-лейтенанта Ивана Николаевича Изыльметьева, вышел из Кронштадта на Дальний Восток по маршруту Копенгаген - Христианзанд - Портсмут - Рио-де-Жанейро - м. Горн - Кальяо - Бухта Де-Кастри. Целью похода было усиление эскадры вице-адмирала Е. В. Путятина.
27 августа 1853 года, на траверзе шведского города Треллеборг, фрегат сел на мель, сняться удалось через два дня с помощью двух шведских военных пароходов. 30 августа был брошен якорь в Копенгагене. В ночь на 15 сентября фрегат попал сильный шторм в Северном море, получил значительные повреждения и был вынужден зайти в норвежский порт Кристиансанд для ремонта. 3 октября «Аврора» прибыла в Портсмут, для ремонта и пополнения запасов.

25 ноября 1853 года фрегат взял курс к Южной Америке. Совершив переход через Атлантику за два с половиной месяца, 15 января 1854 года «Аврора» отдала якорь в гавани Рио-де-Жанейро. До конца января ветер не благоприятствовал фрегату и тот вынужден был оставаться в гавани. Однако 31 января 1854 года ветер переменился, и фрегат вышел навстречу роковому мысу Горн.

«Ревущие сороковые» тяжело дались «Авроре» и её экипажу, фрегат почти 20 дней штормовал у входа в Тихий океан. Несколько человек тяжело заболели цингой (8 матросов умерли, 35 тяжело болели), подходили к концу запасы еды и воды, требовался срочный ремонт: снова открылись течи в корпусе, был поврежден такелаж. К счастью подул попутный ветер, и фрегат, поставив все паруса, 13 марта проскочил мыс Горн.

«Аврора» победила океан, но тут напомнила о себе надвигающаяся война. Зайдя в перуанский порт Кальяо корабль был блокирован англо-французской эскадрой. Изыльметьев, предполагая что война уже началась и что со дня на день известие об этом может дойти до Кальяо, ускорил необходимые для перехода на Дальний Восток работы, однако со стороны казалось, что фрегат не торопится уходить.

В ночь на 14 апреля 1854 года, в сильный туман, «Аврора» бесшумно, кормой вперед, на буксире своих баркасов проскользнула в открытое море. Фрегат поставил паруса и исчез в океане прежде, чем союзники сообразили, что случилось. Через неделю пароход «Вираго» привёз официальное известие, от 28 марта, об объявлении войны. Переход из Кальяо в Петропавловск протяженностью в 9000 миль без захода в порты, был совершен в рекордно короткий срок - 66 дней. Но как же тяжело дались эти 66 дней экипажу! По приходе в порт на борту практически не осталось здоровых моряков, 13 членам экипажа переход стоил жизни, ещё 19 умерло уже на берегу.

Оборона Петропавловска

14 июля 1854 года Главный командир Петропавловского порта Василий Степанович Завойко уведомил командира «Авроры» о том, что получил известие об объявлении Россией войны Англии и Франции. Изыльметьев принял решение задержаться на и усилить своим кораблем оборону Петропавловска. Орудия правого борта фрегата были сняты и переданы на береговые батареи. Часть экипажа была переведена на берег в качестве резерва гарнизона. Фрегат «Аврора» и военный транспорт «Двина» (10 орудий) были поставлены на якоря в глубине бухты за косой Кошка левыми бортами к выходу из гавани.

Расположение батарей напоминало подкову. Самой правой, на скалистой оконечности мыса Сигнальный, располагалась батарея № 1 («Сигнальная», три 6-фунтовых орудия, 2 мортиры, 64 чел.), защищавшая вход на внутренний рейд. Между Сигнальной и Никольской сопками располагалась батарея № 3 («Перешеечная», пять 24-фунтовых орудий, 51 чел.). У северного конца Никольской сопки, была вкопана в берег батарея № 7 (пять 24-фунтовых орудий, 49 чел.), предназначенная для противодействия десанту, который мог бы высадиться в тыл, с севера. У Култушного озера, на сгибе подковы располагалась батарея № 6 «Озёрная» (шесть 6-фунтовых орудий, четыре 18-фунтовых орудия, 34 чел.). Она простреливала дефиле и дорогу между Никольской сопкой и Култушным озером, и предназначалась для замены батареи №7, при подавлении той неприятелем. Слева, на песчаной косе Кошка располагались две вспомогательные батареи № 5 («Портовая», пять 3-фунтовых медных орудий, боевой ценности не представлявших, гарнизона не имела и в бою не участвовала) и № 4 («Кладбищенская», три 24-фунтовых орудия, 24 чел.). Так же на той косе была развернута батарея № 2, «Кошечная»(девять 36-фунтовых орудий, одно 24-фунтовое орудие, 127 чел.).

В начале дня 17 августа у входа в Авачинскую губу появилась неприятельская эскадра в составе: 2-х английских («Президент», «Пайк») и двух французских («Форт» и «Евридика»), брига «Облигадо» парохода «Вираго» (всего 212 орудий) с 2,7-тысячным экипажем и десантом под командованием английского контр-адмирала Дэвида Прайса и французского контр-адмирала Фебрие де Пуанта. Разведка, проводимая пароходом «Вираго» была сорвана метким огнем русских комендоров. Согласно заранее разработанному плану, союзники должны были, подавив артогнем батареи № 1 и 4, занять гавань, принудить к молчанию батарею № 2, отправить на дно «Аврору» и «Двину». Как следствие этого, десант при поддержке с моря мог бы легко захватить город.

18 августа вечером противники обменялись несколькими артиллерийскими залпами. Союзники высадили десант. В ходе упорной обороны за 8 часов десант частично был сброшен в море, частично принужден вернуться на свои корабли. Нервы контр-адмирала Прайса сдали и он застрелился. Командование принял контр-адмирал де Пуант. 20 августа после мощного артиллерийского обстрела противник снова высадил десант численностью до 600 человек. Наученные горьким опытом англичане и французы, пробыв на берегу всего несколько минут и, даже не вступив в боевое соприкосновение с противодесантными силами русских (до 130 человек), скоропостижно сбежали обратно.

24 августа после мощной артподготовки Де Пуант высадил около 950 человек. В ходе артподготовки были подавлены батареи №3 и №7. Из-за недостроенного бруствера на 3-й батареи были очень большие потери и солдатская молва прозвала её «Смертельная». В итоге жестокого боя противник потерял ранеными и убитыми более 400 человек и был сброшен с Никольской сопки в море. Выжившие отошли на свои суда, которым тоже досталось от огня русских орудий. Отрядами моряков фрегата командовали Николай Фесун, Дмитрий Жилкин и Константин Пилкин. В этом бою сложили головы 34 русских бойца. «Аврора» получила серьезные повреждения: ядром была пробита грот-мачта, поврежден такелаж и орудия. Рано утром 27 августа 1854 года вражеская эскадра ушла в открытое море.

Орудия на месте «Смертельной» батареи А.П. Максутова, наши дни

От Петропавловска к Амуру

3 марта 1855 года в Петропавловск прибыл есаул Мартынов, который покинул Иркутск в начале декабря и проехав через Якутск, Охотск и по льду вдоль дикого побережья Охотского моря на собачьих упряжках, преодолел 8000 вёрст (8500 км) за небывало короткое время в три месяца. Он привёз от губернатора Восточной Сибири распоряжение о срочной эвакуации всех жителей, гарнизона и имущества Петропавловского порта в … впрочем это было известно только В. С. Завойко. Но мы-то вам скажем. Конечными пунктом был назначен Николаевский пост (Николаевск-на-Амуре). Пропилив лед, к 4 апреля корабли вышли на открытую воду. 5 апреля 1855 г. «Аврора» вместе с корветом «Оливуца», транспортами «Двина» и «Байкал» и ботом «№ I» вышла из Петропавловска в устье Амура.

8 мая 1855 года в море показалась группа кораблей противника: фрегат «Сибилл» (40-пуш.), винтовой корвет «Хорнет» (17-пуш.) и бриг «Биттерн» (12-пуш.). Корвет «Оливуца» был обстрелян, фрегат «Аврора» встал по диспозиции для боя, но противник от боя уклонился и ушел в море. На следующий день русская эскадра пропала. Полагая, что корабли противника спрятались в глубине «бухты», объединенное командование решило подождать, пока голод вынудит русских попытаться прорваться в океан. Ни французы, ни англичане не знали самого большого секрета русских: Сахалин - это остров; существует судоходный сквозной пролив, отделяющий Сахалин от континента; устье Амура вполне удобно для захода океанских кораблей. Это были те бесценные сведения, которые добыл в своей исследовательской экспедиции капитан I ранга Русского военно-морского флота Геннадий Невельской.

Портрет Геннадия Невельского (1813-1876)

Заручившись поддержкой губернатора Восточной Сибири Николая Николаевича Муравьёва и начальника главного морского штаба князя Меншикова, Невельской, без Высочайшего разрешения, летом 1849 года достиг устья Амура и обнаружил пролив между материком и островом Сахалин. Ему удалось, открыть ряд новых, неизвестных прежде территорий и войти в низовья Амура. В 1850 году Невельской, уже в чине капитана 1 ранга, был вновь направлен на Дальний Восток, однако с предписанием «не касаться устья Амура». Но, заботясь уже не столько о географических открытиях, сколько об интересах Российского государства, Невельской, вопреки предписанию, основал в устье Амура Николаевский пост, подняв там российский флаг и объявив о суверенитете России над этими землями. Самоуправство Невельского вызвало недовольство. Особый Комитет счёл его поступок дерзостью, достойной разжалования в матросы, о чём и было доложено императору Николаю I. Однако, выслушав доклад, Николай I наложил знаменитую резолюцию:

Где раз поднят русский флаг, там он спускаться не должен.

Но вернемся к «Авроре». 22 июня все суда вошли в устье Амура. Сняв батарею укомплектованную орудиями другого знаменитого фрегата «Паллада», фрегат оставался здесь до конца войны. Что бы не терять времени даром, на месте стоянки был построен город Николаевск-на-Амуре.

Кругосветный переход «Авроры» закончился в Кронштадте 1 июня 1857 года. Три года девять месяцев и 21 день продолжался дальневосточный поход фрегата. Но не войною единой жила команда. Слово — легендарному адмиралу, Степану Осиповичу Макарову:

Я позволю себе привести один главнейший пример - это фрегат „Аврора“, под командою Изыльметьева. Метеорологический журнал этого фрегата ведён был с замечательной подробностью. От самого Кронштадта и до Петропавловска наблюдения метеорологические производились ежечасно, журнал столь же добросовестно вёлся и далее - в Петропавловске, и это не помешало экипажу фрегата „Аврора“ проявить замечательное самоотвержение и мужество при обороне этого порта. В метеорологическом журнале этого фрегата за 1854 года по этому случаю есть замечательно красноречивая запись, что с 20 августа по 1 сентября (старый стиль) метеорологических наблюдений не производили по случаю военных действий. Но как только военные действия окончились, на фрегате вновь принялись за свои правдивые метеорологические записи.

© , 2009-2019. Копирование и перепечатка любых материалов и фотографий с сайта сайт в электронных публикациях и печатных изданиях запрещены.

Многие художники рисовали героический корабль. Есть и чертежи, и картины очевидцев, и модель в Центральном военно-морском музее. И книжки с иллюстрациями, и диафильм. И вдохновенные живописные полотна современных маринистов. Вот работа Валерия Шиляева, он писал "Аврору" не раз, и в походе, и на рейде, и в бою.

Но парусный корабль – не самолёт с конвейера. Ручная работа, индпошив. Уже при спуске на воду корабль отличается и от чертежа, и от своих систер-шипов. У «Авроры» братьями-сёстрами были фрегаты «Диана» и «Амфитрида»... и ещё три десятка фрегатов, а папашей, от которого взяты чертежи – британский «Эндимион».
Да, живописцы-очевидцы-современники Иван Айвазовский и Платон Борисполец
написали прекрасные, экспрессивные и романтические картины, которые чуть ли не пахнут морскими брызгами. Картины, конечно, не имели задачей запечатлеть конструктивные особенности корабля. Но на картине Платона Бориспольца на корме «Авроры» мы видим надстройку – полуют, которой на чертежах нет.
«Аврора» спущена на воду в 1835 году, написана Айвазовским в 1837 году, Бориспольцем в 1844 году, в 1851-м тимберована, а отправилась на Дальний Восток в 1853 г. Поход стал кругосветкой с перерывом на войну 1854-56 гг.
И как же выглядел фрегат в Петропавловском сражении?
Ключевое слово – тимберована. Это означает – претерпела капитальный ремонт, после которого прежним остался только корпус. Деревянные юферсы («макропуговицы», служащие для натягивания снастей), ясно видные на обеих старых картинах, были заменены на винтовые талрепы. Красиво декорированные штульцы – боковые туалетные «избушечки» на корме, так старательно показанные П. Бориспольцем, – исчезли вовсе. Корма приобрела круглую форму, изменилось количество портов, изменилось и пушечное вооружение. Обо всем этом можно судить по тимберовочной ведомости и мимолетным упоминаниям тех или иных деталей.
То есть, внешний «тюнинг» корабля стал совсем иной, чем на картинах А(йвазовского). и Б(ориспольца). Единственно верное изображение корабля периода Петропавловского боя – , с обозначенными на нём повреждениями. Изображены даже спущенные стеньги и снятые реи. Федоровский обошёл на этом фрегате кругом света, делил с ним боевые будни (и буночи:)) – кому бы ещё знать «Аврору», как родную? Рисунок только поначалу кажется схематичным, а вглядевшись, найдёшь и рисунок якоря на торце крамбола, и декоративный щит с «жезлом Юпитера» на корме, в проекции капитанской каюты. Следует ли сомневаться, что и другие детали показаны точно?
Никто из художников, однако, не руководствуется рисунком Федоровского. Во-первых, рисунок не так известен и не так ярок, как картины А. и Б. Во-вторых, это всё равно, что требовать от режиссёра Тарантино, чтобы он соблюдал законы анатомии и физиологии, гласящие, в человеке нету больше 5 литров крови, да и та вся не выливается. У кино свои потребности, у картины свои. Что с того, Что «Аврора» в бою стояла без стеньг и рей, а вражеские флагманы не распускали парусов, перемещаясь то на буксире, то на шпрингах? С парусами-то зрелищней.

Это всё присказка. А сказку начну вот с этого рисунка, невзрачного. Из книжки 1954 года: А. Степанов. «Петропавловский бой». Художник В.И. Ванаков.

Странно в этом рисунке то, что ничего на нём толком не видно. Какой-то фрегат без подробностей, какие-то сопки сзади, какие-то азиатские джонки – всё это можно нарисовать поинтереснее. Но художник не интересничал, в всего лишь срисовал по образцу. Предположим, образец заслуживал доверия.
Вот, пожалуйста. (В.Д. Сергеев. Страницы истории Камчатки. 1992)

Но и с такого образца где сел, там и слезешь. Не видно ничего, кроме ретуши. Канаты с пальму толщиной. Я предположил, что в оригинале это был «портрет корабля» – незатейливый рисунок с натуры, какие офицеры вклеивали в свои дневники. (Например, портрет фрегата «Президент» в дневнике Дж.Н. Дика.)

Репродукция из фондов ЦВММ, которую опубликовал Strannik4465 на форуме tsushima.su , выглядит ближе к оригиналу:

Чудесным образом «Аврора» всё больше начинает походить на рисунок Федоровского (расположение портов, форма подзора – свеса кормы… не видно штульцев)… и на фотографию! Но ретушь, хоть и не столь грубая, таки портит впечатление.
По этой картинке френд lot1959 предположил, что фрегат наш запечатлен в Гонконге – за это говорят и китайские джонки, и высокие холмы, из которых правый похож на пик Виктория.
Почему бы и нет?
«В тот же день (9 ноября 1856 г.), в ½ 8 часа пополудни пересекли тропик Рака и вступили в Китайское море. Так как этот переход был очень бурный, то для освежения команды, тяги ослабевшего такелажа и некоторых исправлений в камбузе и плите, повредившихся от сильной качки, решились зайти в Гон-Конг, куда и прибыли 13 ноября благополучно. О пребывании фрегата на Гон-Конгском рейде, с 13 по 28 ноября капитан 2 ранга Тироль, между прочим, доносил, что английское начальство оказывало ему постоянную вежливость и предупредительность. Генерал-губернатор сэр Джон Боуринг при посещении фрегата предложил, за неимением в здешнем порте русского консула, во всех нуждах обращаться прямо к нему; но командир предпочел для снабжения фрегата всем необходимыми обратиться к Американскому торговому дому Барроса, которого услужливость и деятельность были особенно полезны, тем более, что война Англичан с Китайцами много затрудняла снабжение фрегата. В продолжение пребывания фрегата в Гон-Конге погода стояла ясная, с температурою от + 15° до 18°, при умеренном NО муссоне. Здесь нашли в достаточном количестве мясо и зелень для команды, по весьма умеренным ценам. 29 ноября фрегат «Аврора» вышел из Гон-Конга в море». [Обзор заграничных плаваний судов русского военного флота с 1850 по 1868 год. (Сост. Сгибнев А.С.) Том 1.СПб, 1871.]
Н. Фесун упоминает, что в Гонконге превесело общался с офицерами британского фрегата «Винчестер» (и выпытал много запоздалых, но интереснейших сведений из неприятельского стана). Вся остальная английская эскадра – в том числе «Сибил», «Хорнет», «Барракута», «Энкаунтер», «Нанкин»… – ушла в Кантон.
«В то время, когда «Аврора» зашла в Гон-Конг, – пишет Фесун, – Кантон по случаю несогласий с китайским правительством был объявлен в блокаде и военные действия между англичанами и китайцами уже начались. Командор Элиот, имея брейд-вымпел на том же самом фрегате «Сибил», с которым он парадировал в Де-Кастри, стоял в реке, командуя одной из блокадных дистанций; по реке этой, как по большой дороге к Вампоа и Кантону, беспрестанно снуют пароходы. Вечером того дня, когда «Аврора» бросила якорь на гонконгском рейде и когда уже почти стемнело, один из шедших вверх по реке [Кантон] пароходов, придержался под корму к «Сибиль» и окликнул его; получив ответ с английского фрегата, на пароходе прокричали: «Слушайте! Фрегат «Аврора», которого вы искали два года, теперь пришел в Гон-Конг и вас ищет». Потом дан полный ход, и прежде чем командир, ожидавший новостей и бывший сам на юте, успел опомниться, задорный янки (пароход был американский) уже скрылся за темнотою».
Словом, почти три недели «Аврора» в Гонконге мирно простояла. Имела время и попозировать.
«Сто шагов назад – тихо на пальцах…». Сто не сто, но ещё один обратный шажок по следу картинки я нащупал. Притом у себя дома, в шкафу, в пачке ксероксов со статьёй адмирала А. Де-Ливрона «Петропавловский бой» [Морской сборник, 1914, № 7. неоф., стр. 2] Там я и увидел картинку, маленькую и на ксероксе совсем чёрную, со знакомым профилем «Авроры» и монограммой в углу из букв НЭ. Естественно, я решил, что монограмма принадлежит художнику. Так да не так. Не просто художнику, а фотохудожнику. Этот НЭ (или ЭН, имя расшифровать не удалось) переснимал и ретушировал картинки для их полиграфического воспроизведения – на открытках, в «Военной энциклопедии» Сытина, и вот – в «Морском сборнике». И в уголке стекла ставил «чпок» (так это назвала fishka_anna ) – штампик с монограммой. Хотя бы затем, чтобы Сытин не забыл заплатить.
Вот эта картинка – скан диапозитива из Публичной библиотеки СПб.

Смотрим. Выходит, фотка от Strannik4465 – всего лишь увеличенный, ретушированный фрагмент картинки от НЭ. Гора, «загримированная» под пик Виктория – не пик Виктория. А вот джонки – похоже, действительно джонки. Ну и опять же ретушь Наиболее явно подрисованы андреевские флаги и контуры горы на заднем плане. Всё равно похоже на Гонконг. (Не на Сингапур и не на остров Св. Елены.)
Однако точно определить пейзаж не получается. Могу только предположить, что горы на оригинале изначально неотчётливы, вот ретушёру и пришлось их дорисовывать и домысливать.

Возможно, подразумевался вот этот кусок острова Гонконг, чуток в другом ракурсе?

(Да, это изображение уже XX века, остров более застроен. А "визитно-карточный" пик Виктория правее-западнее, на продолжении панорамы.)

Картинка НЭ скучноватая – ни раздутых парусов, ни волн, ни чаек. Да ещё и горы пришлось вырисовывать из дымки. Всё говорит за то, что это исходником была именно ФОТКА. Это достаточный повод, чтобы изображение кочевало от ретушёра к ретушёру, из книжки в книжку.

Ещё бы шажок назад – к оригиналу фотки. И… – притяженья больше нет. Но увы. След обрывается. Андрей Де-Ливрон ни словом не обмолвился, что это за фотка, где взял, куда девал.
На фрегате «Паллада» было два фотографических аппарата, купленных в Европе в начале плавания, снимали на них Гошкевич и Можайский. О фотоаппаратах на «Авроре» ничего не известно. Но снимали-то «Аврору» не с «Авроры». И не с берега. Снимали с другого корабля. Может, с «Винчестера»? Вспомним, что ведущей техникой в 1856 г. был дагерротип - маленький позитив в одном экземпляре, требовал большой выдержки. Дагерротипы, с развитием фототехники, переснимали, и всегда ретушировали. Либо с них делали гравюру, литографию.

Найдётся ли? Хотелось бы.
PS
Признанный мастер судомоделизма Михаил Безверхний уже который год строит "Аврору". Два варианта параллельно - до- и послетимберовочный. Эту работу надо видеть, впечатляет не менее, чем посещение, скажем, Оружейной палаты. И работа даёт представление, что за машина, что за организм это - парусный фрегат.
(Листать по страничкам форума.)

PPS Форумчанин Mitrich с modelsworld.ru даёт пояснения и дополнения к посту.
[Почему на посттимберовочной модели Михаила Безверхнего всё же присутствуют штульцы.] Материалы о тимберовке «Авроры» нашлись после того, как Михаил сделал второй корпус. Штульцев [после тимберовки] не стало вовсе, были переделаны нос и корма, получившие другую форму, уменьшено число портов, понижена высота борта. Всё как у Федоровского на схеме.
[Возмож но ли построить модель "по Федоровскому". ]
Что же до новой модели "по Федоровскому", то сначала нужно сделать чертежи. В архиве есть довольно подробное текстовое описание и чертежи тимберовки фрегата «Амфитрида», которые были положены в основу тимберовки "Авроры". Дело за малым - взять исходные чертежи «Авроры» и наложить на них «Амфтириду». Я взялся за это в конце прошлого года (для себя самого, поскольку люблю «Аврору» еще со времен советского диафильма), но процесс идёт очень медленно с большими перерывами - настало время перерабатывать теорию «Дианы», по которой строилась «Аврора», в носу и корме, где палубы были удлинены и расширены для улучшения мореходности. А среди тимберовочных чертежей «Амфитриды» как раз нет переработанного теоретического чертежа.
…Корма «Авроры» была круглой изначально. Она потеряла штульцы в результате тимберовки. Возможно, корма была при этом расширена, как у «Амфитриды», но прямого указания в описи на это нет, в отличие от форштевня и бака. Однако, в начале списка рекомендуемых и одобренных переделок написано: "Подобно фрегату «Амфитрида»", так что расширение кормы можно предположить.
В комментарии Lot1959 - "Орудийных портов капитанской каюте, как известно, было четыре...". На чертеже «Амфитриды» в капитанской каюте портов пять. Но "веретено Юпитера" скорее всего, декоративная накладка на борт, как и пишет Lot - возможно, на месте одного из фальш-окон.
А еще «Аврора» в результате переделки форштевня, получившего больший наклон, выросла до полных 160 футов по орлопдеку, жилой палубе (между перпендикулярами) - но это уже мои расчеты на основе наложения «Амфтриды» на исходник «Авроры».

Крейсер «Аврора» — второй корабль русского флота, носящий это имя. Предшественник крейсера, герой Петропавловского сражения 1854 г., фрегат «Аврора» — один из последних представителей ушедшего в прошлое парусного флота.

В те далекие годы (1853—1856 гг.) из-за резко обострившихся противоречий на Ближнем Востоке развернулась война Великобритании, Франции и Турции против России, получившая в истории название Крымской, поскольку основные боевые действия происходили на Черном море в Крыму и у его побережья. Соединенные эскадры британского и французского флотов пытались вести боевые действия против России на Балтийском и Белом морях, а также на Дальнем Востоке.

Неосвоенные земли восточных окраин России издавна привлекали своими богатствами иноземцев, которые беззастенчиво хозяйничали в этих районах. Только в начале 50-х годов XIX в. русское правительство начало принимать меры по охране этого огромного края и проявлять заботу о его экономическом развитии.

К началу Крымской войны дальневосточные границы России защищены были слабо. Оборона побережья осуществлялась редкими и малочисленными постами с командами по 10—30 человек. Наиболее защищенными был лишь Петропавловский порт на Камчатке, в Авачинской губе, который имел в системе своей обороны шесть береговых батарей с устаревшими пушками малого калибра. К моменту нападения англо-французской эскадры на Петропавловск в нем находились русские корабли: девятипушечный транспорт «Двина» и недавно пришедший из Кронштадта на подкрепление немногочисленным морским силам Дальнего Востока фрегат «Аврора» под командованием капитан-лейтенанта И. Н. Изыльметьева.

Трехмачтовый парусный фрегат «Аврора» (строитель подполковник И. А. Амосов), построенный в 1835 г. на Охтинской верфи в Петербурге, имел весьма скромные размерения: длину 48,8 м, ширину 12,6 м, осадку около 4 м. Вооружение его состояло из 58 медных орудий: тридцати четырех 24-фунтовых пушек и двадцати четырех 24-фунтовых карронад . Экипаж включал 300 человек .

За свою 26-летнюю жизнь фрегат оставил за кормой не одну сотню тысяч миль, побеждая стихию благодаря искусству, стойкости и мужеству команды. В этот последний поход фрегат вышел из Кронштадта, обойдя в тяжелых условиях мыс Горн. Затем пришлось срочно прервать столь необходимую стоянку в Кальяо (Перу) и спешить на Камчатку из-за ставшей реальной военной угрозы.

Англо-французская эскадра вошла в Авачинскую губу 17 августа 1854 г. В ее состав входили три фрегата, пароходо-фрегат, корвет и бриг. Корабли эскадры были вооружены 212 пушками и имели на борту 2,5 тыс. человек (экипажи и десантные войска).

Силы были явно не равны, так как защитники Петропавловска могли противопоставить неприятелю только 108 орудий, из них 74 на береговых батареях и 34 на кораблях , и 1016 человек, включая гарнизон, экипажи обоих судов и отряд добровольцев из числа местных жителей. Тем не менее под командованием губернатора Камчатки флота генерал-майора В. С. Завойко и командира фрегата «Аврора» капитан-лейтенанта И. Н. Изыльметьева они отбили все попытки англо-французской эскадры овладеть городом и принудили ее покинуть Авачинскую губу с большими потерями. По английским данным, союзники потеряли 450 человек убитыми и ранеными. Петропавловцы же потеряли лишь 32 человека убитыми и 64 ранеными.

Основой обороны был фрегат «Аврора». Большая часть команды и все пушки с левого борта корабля были свезены на берег и участвовали в отражении многочисленного англо-французского десанта. Авроровцы храбро сражались на самых опасных участках, не раз вступали в рукопашные бои, показывали пример бесстрашия и беззаветного мужества. Оставшиеся на корабле пушки правого борта успешно вели стрельбу по английским и французским судам.

Имя Петропавловска, наряду с именами Гангута и Гренгама, Чесмы и Наварина, Синопа и Севастополя, вписано немеркнущими буквами в боевую летопись русского флота. Немалая заслуга в этом подвиге и героической команды славного фрегата «Аврора».

ОТ ДЕРЕВЯННЫХ ФРЕГАТОВ К СТАЛЬНЫМ КРЕЙСЕРАМ

Крымская война, несмотря на то, что русский народ показал в ней еще раз свое мужество и доблесть, закончилась поражением царской России. Война выявила полную технико-экономическую и политическую отсталость русского государства. «Крымская война показала гнилость и бессилие крепостной России»,— писал В. И. Ленин . Условия мирного договора, подписанного в 1856 г. в Париже, были очень тяжелыми. Россия была лишена права иметь на Черном море полноценный военный флот, и еще раз было акцентировано внимание на запрещении прохода проливов русскими военными кораблями .

Однако Крымская война сыграла очень важную роль в развитии военного кораблестроения. Боевые действия на море подтвердили превосходство паровых кораблей над парусными. Паровые корабли с винтовыми и даже с колесными движителями, в отличие от парусных, не зависели от направления и силы ветра и могли свободно маневрировать даже при полном штиле. В ходе войны выявилась также уязвимость незащищенных броней деревянных кораблей, которые легко поражались как корабельной, так и береговой артиллерией. Уроки Крымской войны были учтены всеми морскими державами. Во Франции в 1857 г. даже был принят закон, на основании которого из списков флота исключались все боевые корабли, не имевшие паросиловых установок.

Наиболее развитые капиталистические страны уже имели к этому времени в своих флотах достаточное количество кораблей с колесными и винтовыми движителями. Россия же, хотя и начала одновременно с ними постройку паровых судов, отстала и оказалась в очень тяжелом положении. Русский флот в своем составе, кроме не отвечающих современным требованиям парусных кораблей, имел: на Балтийском море — один винтовой фрегат, один винтовой линейный корабль, 28 колесных пароходов и 40 винтовых канонерских лодок; на Черном море — 12 колесных пароходов; на Белом море — 2 небольших колесных парохода; на Каспийском море — 8 небольших колесных пароходов; на Дальнем Востоке, в устье Амура, — одну винтовую шхуну и три колесных парохода.

Такой флот не мог противостоять флотам передовых капиталистических стран Европы и Америки, которые все больше и больше пополнялись винтовыми паровыми судами.

Полагая недопустимой утрату страной престижа, царское правительство считало, что «Россия должна быть первоклассною морскою державою, занимать в Европе третье место по силе флота после Англии и Франции и должна быть сильнее союза второстепенных морских держав» . Исходя из этой концепции, в 1857 г. было принято решение в ближайшее время построить: для Балтийского моря — 153 винтовых корабля (18 линейных, 12 фрегатов, 14 корветов, 100 канонерских лодок и 9 колесных пароходов); для Черного моря, с учетом ограничения состава военного флота, обусловленного Парижским договором,— 15 винтовых кораблей (6 корветов и 9 транспортов) и 4 колесных парохода; для Тихого океана — 20 винтовых кораблей (6 корветов, 6 клиперов, 5 пароходов, 2 транспорта и 1 шхуна).

Предусматривалась также постройка кораблей с механическим движителем для Белого и Каспийского морей. Все намеченные к постройке корабли должны были строиться только на отечественных верфях.

Русская промышленность, в частности казенные адмиралтейства и заводы, не были достаточно подготовлены к выполнению этой задачи. Тем не менее задача была решена благодаря энергичной деятельности Морского ведомства, осуществившего ряд преобразований, направленных на выполнение судостроительной программы. К концу 1858 г. в составе русского флота было уже 108 винтовых кораблей: 6 линейных кораблей, 5 фрегатов, 16 корветов, 6 клиперов, 75 канонерских лодок, не считая колесных пароходо-фрегатов, колесных пароходов, транспортов, яхт и шхун, число которых достигало 74.

Несмотря на то, что флот России быстро пополнялся паровыми кораблями, появление за границей броненосных кораблей ставило под сомнение боевую мощь русского флота. Чтобы опять не оказаться с небоеспособным флотом, Морским ведомством в 1863 г. было принято решение о строительстве броненосных кораблей. В качестве опыта были обшиты 100-мм железной броней строившиеся в то время винтовые фрегаты «Севастополь» и «Петропавловск». Водоизмещение этих кораблей было порядка 6200 т, длина 90 м и ширина 16 м. Паровые машины мощностью 2800 л. с. позволяли им развивать скорость до 11 уз. Фрегаты были вооружены: «Севастополь» — 17, а «Петропавловск» — 22 орудиями в бортовой установке .

В том же году русское правительство заказало в Англии железный броненосный корабль — плавучую батарею «Первенец» водоизмещением 3000 т, длиной 66 м, шириной 16 м и осадкой 5 м. Корабль имел броневой 112-мм пояс по всей ватерлинии, кромка которого на 1,22 м опускалась под воду. Броня защищала также боевую рубку. Его вооружение состояло из двадцати шести 68-фунтовых орудий в бортовой установке. Чтобы приобрести опыт в постройке железных кораблей, в Англию были командированы русские инженеры и мастера для участия в строительстве «Первенца».

Одновременно с выдачей заказа в Англию в Петербурге были заложены еще две плавучие батареи: «Не тронь меня» — на модернизированной верфи Галерного островка (ныне входит в состав Ленинградского Адмиралтейского объединения) и «Кремль» — на заводе Семянникова и Полетики. Оба корабля строились в основном по технической документации «Первенца». Постройка батареи «Не тронь меня» была поручена судостроителю Митчелю, приглашенному из Англии со своими инженерами и мастерами. Строительство «Кремля» велось исключительно отечественными специалистами, под руководством корабельного инженера прапорщика Корпуса корабельных инженеров (ККИ) Н. Е. Потапова.

Таким образом, 1863 год вошел в историю отечественного военного кораблестроения как год начала перехода русской промышленности к постройке железных и броненосных кораблей.

В этом же году под Петербургом, в селе Александровском, по инициативе директора Златоустовского горного завода П. М. Обухова был основан Обуховский сталелитейный завод. Опираясь на изобретенный Обуховым способ производства стали, не уступавшей по своим качествам крупповской, этот завод начал выпуск стальных орудий с нарезными стволами, заряжающихся снарядами продолговатой формы с казенной части.

В начальный период железного кораблестроения основное внимание всех крупных морских держав было обращено на создание кораблей, обладающих мощной броневой защитой и вооруженных крупнокалиберной артиллерией, способной пробивать такую броню. По мнению специалистов того времени, эти корабли предназначались для ведения морских боев, успех которых зависел от того, какая сторона выиграет соревнование «удара и защиты».

С давних времен существовал еще один способ ведения боевых действий на море — нарушение морских торговых путей противника. К участию в этих действиях привлекались даже суда, принадлежащие частным лицам или компаниям. Капитаны этих судов имели государственный патент (свидетельство), дающий им право нападать на торговые суда неприятельской стороны или на суда нейтральных стран, перевозящие грузы в интересах противника. Эти действия назывались каперством, а сами суда — каперами. Стимулом для развития каперства служили большие прибыли, которые получали владельцы каперов и их команды при дележе призов . Однако в связи с тем, что действия частных судов, как правило, невозможно было держать под контролем, они нередко оборачивались обычным пиратством. В 1865 г. в Париже была принята Международная морская декларация, запрещающая каперство. Эта же декларация сохранила право захвата неприятельских торговых судов только за военными кораблями.

Для нанесения ущерба торговому мореплаванию противника, а также для защиты собственных торговых судов и ведения разведки требовались специальные корабли. В парусном флоте эти функции выполняли фрегаты и корветы, которые со временем уступили место пароходо-фрегатам и пароходо-корветам. Эти корабли предназначались для крейсирования в районах с наиболее интенсивным торговым судоходством.

С расширением торгового мореплавания железное судостроение и движители нового типа (в основном винтовые) все больше и больше проникали в торговый флот. Торговые суда становились более мореходными и быстроходными, менее зависимыми от гидрометеорологических условий плавания. В различных морях Мирового океана стали осваивать новые кратчайшие торговые пути вдали от побережий. Сравнительно тихоходные и слабо вооруженные пароходо-фрегаты и корветы не всегда были способны решать задачи как по нарушению, так и по защите морских коммуникаций.

Толчком к созданию нового класса военных кораблей — крейсеров послужили успешные боевые действия 19 паровых вооруженных судов «южан» в период гражданской войны в США (1861 — 1865 гг.). Эти корабли за время своего крейсерства уничтожили 261 парусное судно и одно паровое судно «северян». Особенно отличился пароход «Алабама», который за два года захватил 68 призов в Северной и Центральной Атлантике, причинив ущерб «северянам» в 15 млн. долларов. «Алабама» имела деревянный корпус, ее водоизмещение было 1040т. Механическая установка позволяла развивать скорость до 11,5 уз, а под парусами ее скорость достигала 10 уз. Она была вооружена одним 178-мм орудием на полубаке (погонным), шестью 164-мм пушками по бортам и одним кормовым поворотным 203-мм орудием.

Идею создания быстроходных, хорошо вооруженных кораблей первой подхватила «владычица" морей» Великобритания, в силу своей колониальной политики особенно нуждавшаяся в надежных «защитниках торговли».

В 1868 г. в состав Британского флота вошел первый крейсер «Инконстант» водоизмещением 5800 т, с одновинтовой механической установкой, позволявшей развивать скорость до 16,5 уз. Железный корпус корабля в подводной части был обшит деревом, к которому крепилась медная обшивка, предохранявшая корпус от обрастания водорослями и ракушками, что было очень важно для сохранения скоростных качеств, особенно при плавании в тропических широтах. Крейсер не имел броневой защиты, вместо брони защитой ему служили угольные ямы, расположенные вдоль борта. Вооружение его состояло из десяти 229-мм и шести 178-мм гладкоствольных орудий и бортовой установке, заряжавшихся с дульной части. Продольный огонь крейсера, был очень слаб. Для увеличения эффективности артиллерийской стрельбы на качке кораблю была придана малая остойчивость, благодаря чему обеспечивалась плавность качки. Впоследствии остойчивость его была увеличена за счет принятия балласта, что несколько снизило его скорость. Кроме механической установки крейсер имел полное парусное вооружение.

Между тем в России заканчивалось создание первых броненосных кораблей для Балтийского моря. Морское ведомство, учтя урок предыдущей войны, показавшей неспособность русского флота обеспечить оборону побережья и противостоять высадке англо-франко-турецкого десанта в Крыму, а также ограничить господство соединенной англо-французской эскадры на Балтике, сочло своей первоочередной задачей создать оборонительный флот на Балтийском море. Черноморский флот из-за действующего Парижского договора как боевая сила в эти годы утратил свое значение, и его восстановление было делом будущего. В результате выполнения судостроительных программ 1863 и 1864 гг. в состав морских сил Балтийского моря к 1869 г. вошли 20 броненосных кораблей (3 плавучие броненосные батареи, 4 броненосных фрегата и 13 мониторов).

Считая задачу по обеспечению обороны Балтийского побережья и морских подступов к столице в основном решенной, Морское ведомство приступило к созданию флота для боевых действий на океанских театрах. Первым таким кораблем, который по своим тактико-техническим характеристикам превосходил все современные ему броненосцы в мире, был вступивший в строй в 1877 г. броненосец «Петр Великий» , построенный по проекту талантливого кораблестроителя адмирала А. А. Попова. Однако финансовые и организационные затруднения не позволили России развернуть широкое строительство кораблей этого класса.

Имея в виду Великобританию наиболее вероятным противником России, Морское министерство считало, что эффективным способом воздействия на нее будет нанесение удара по ее морской торговле, а также набеговые операции на побережье Англии и британских колоний. Эти задачи должны были решаться с помощью крейсеров. Входящие в состав русского флота корабли крейсерского класса — винтовые фрегаты, корветы и клипера прежней постройки и даже строящиеся броненосные корветы «Князь Пожарский» и «Минин», не были в состоянии решать задачи крейсеров из-за недостаточной скорости. Поэтому Морское министерство приняло решение о постройке крейсеров по проекту адмирала А. А. Попова, которые и были заложены в 1870 г.

Первый из них — броненосный корвет «Генерал-Адмирал» строился на Охтинской верфи, арендованной «Обществом русских паровозостроительных и горных заводов», впоследствии Невский завод (строитель штабс-капитан ККИ Н. А. Субботин), а второй броненосный корвет «Александр Невский», переименованный в 1874 г. в «Герцог Эдинбургский» (строитель поручик ККИ Н. Е. Кутейников), строился на верфи Балтийского завода. Эти корабли имели водоизмещение по 4600 т при длине 85 м, ширине 14,6 м и осадке 7 м. Одновинтовые паросиловые установки мощностью 4772 л. с. у первого и 5590 л. с. у второго позволяли им развивать скорость 12,3 уз и 11,5 уз соответственно. Полное парусное вооружение обеспечивало им скорость порядка 12 уз и практически неограниченную дальность плавания. Корабли имели 152-мм броневой пояс по ватерлинии. Их вооружение состояло из четырех 203-мм орудий, расположенных на спонсонах (бортовых выступах верхней палубы), что увеличивало их угол стрельбы до 180°, и двух 152-мм орудий (по одному в носу и корме). Орудия всех калибров были установлены на поворотных платформах. При необходимости ведения артиллерийского огня с одного борта 203-мм орудия могли перемещаться вместе со своими платформами с борта на борт по специальным рельсам. Все пушки были нарезными и заряжались с казенной части. Эти передовые для того времени корабли из-за ограниченного бюджета Морского министерства строились довольно долго — соответственно пять и семь лет. И все же то, что русские первыми осуществили идею постройки броненосных крейсеров, вызвало большое беспокойство Британского Адмиралтейства.

Для быстрого наращивания состава крейсерского флота Морским министерством в конце 70-х годов были закуплены за границей, в Германии и США, несколько пароходов, которые после переоборудования и вооружения вошли в состав флота под названиями: «Россия», «Азия», «Африка» и «Европа». Однако впоследствии, в связи с вступлением в строй кораблей отечественной целевой постройки, часть их была передана в состав Добровольного флота , а часть переведена в разряд вспомогательных судов.

Вслед за броненосными фрегатами «Геиерал-Адмирал» (1875 г.) и «Герцог Эдинбургский» (1877 г.) в строй вступили сошедшие со стапелей Петербурга еще два броненосных фрегата: двухвинтовой «Владимир Мономах» и одновинтовой «Дмитрий Донской». В 1887 г. на Балтийском заводе был построен броненосный крейсер «Адмирал Нахимов», а спустя три года появился еще один броненосный крейсер отечественной постройки «Память Азова».

Примерно в этот же период (1873—1880 гг.) одновременно со строительством крупных кораблей крейсерского класса со стапелей петербургских верфей сходят более легкие и более дешевые в постройке корабли, предназначенные для ведения крейсерских операций — клипера (позднее они были переведены в разряд крейсеров 2 ранга). Эти одновинтовые, с полным парусным вооружением корабли водоизмещением порядка 1300 т были вооружены тремя 152-мм орудиями на поворотных платформах, установленных на верхней палубе. Брони клипера не имели, скорость их была в пределах 11—13 уз. Часть клиперов — «Крейсер», «Джигит», «Разбойник» и «Стрелок» — имели железный корпус без двойного дна, но с водонепроницаемыми переборками. Корпуса остальных — «Наездника», «Пластуна», «Вестника» и «Опричника» — были построены по композитной (смешанной) системе, т. е. железный набор и деревянная обшивка, подводная часть которой для предохранения от обрастания была обшита цинковыми листами.

По замыслу Морского министерства эти клипера должны были войти в состав четырех отрядов, каждый из которых состоял из одного корвета и двух клиперов. Один такой отряд должен был нести боевую службу в дальневосточных водах, один находиться в Кронштадте на ремонте и два отряда — в пути на Дальний Восток и обратно.

Два парусно-винтовых корвета «Витязь» (с 1882 г. «Скобелев») и «Аскольд» были кораблями еще более ранней постройки (соответственно 1862 и 1864 гг.) и обладали теми же недостатками, что и клипера: слабое артиллерийское вооружение, малая скорость и отсутствие броневой защиты. В 1886 г. в состав флота вошли два более быстроходных (по 14 уз) винтовых корвета «Витязь» и «Рында», со стальными корпусами, 38-мм броневой палубой, а также полным парусным вооружением. В 1892 г. оба эти корабля были отнесены к классу крейсеров 1 ранга, поэтому с полным основанием их. можно считать первыми русскими бронепалубными крейсерами.

Однако и эти корабли уступали по своим тактико-техническим характеристикам легким крейсерам иностранных флотов. Поэтому в 1886 г. во Франции был заказан бронепалубный крейсер «Адмирал Корнилов». После вступления его в 1888 г. в состав флота строительство бронепалубных крейсеров на несколько лет прерывается.

В начале 90-х годов к числу вероятных противников России, кроме Великобритании, прибавились еще два государства, стремившихся занять место среди сильных морских держав. Это были ближайшие соседи России: по Балтийскому театру — Германия и по Дальневосточному — Япония. Быстрый рост флотов этих государств вынудил Морское министерство неоднократно корректировать судостроительные программы, разработанные в 1881 г. (с изменениями в 1885 и 1890 гг.) и в 1895 г. Программа 1895 г., в которой большой удельный вес имели броненосные корабли, способные противостоять растущему броненосному флоту.Германии, в 1898 г. была дополнена большим списком кораблей для Дальнего Востока .

В соответствии с этими программами были построены также броненосные крейсера «Рюрик» , «Россия» и «Громобой». Они были хорошо вооружены, обладали очень большой дальностью плавания.

Видя в растущем русском океанском флоте прямую угрозу своему первенству на море, «владычица морей» делала все возможное, чтобы сохранить свои позиции. Увлеченные соревнованием англичане построили более крупные бронепалубные крейсера «Пауэфул» и «Тэррибл». Однако впоследствии, после более детального ознакомления с русскими крейсерами, английская специальная печать писала: «Если бы мы раньше имели случай рассмотреть «Рюрик», то «Пауэфул» и «Тэррибл» никогда бы не были построены. Борта «Рюрика» ощетинились пушками, и до тех пор, пока вы не поднимитесь на верхнюю палубу, он кажется страшным. Но достаточно одного снаряда, разорвавшегося на открытой батарее «Рюрика», чтобы полдюжины орудий оказались выведенными из строя». Примерно так же, но более благосклонно оценивался и крейсер «Россия». «...Общие черты «России» те же, что и у «Рюрика». На ней такая же великолепная незагроможденная верхняя палуба, ... такое же отсутствие броневой защиты артиллерийского вооружения и такое же его расположение... часть 152-мм орудий расположена в батарейной палубе, орудия отделены одно от другого 1,5-дюймовыми экранами, которые простираются на половину протяжения от борта до диаметральной плоскости. Это должно ослабить эффект от снаряда, разорвавшегося в батарее, и представляет важное улучшение по сравнению с «Рюриком» .

Эти крейсера были последними крупными, но сравнительно слабо для их размеров защищенными кораблями с неудачно расположенным артиллерийским вооружением. А пренебрежение броневой защитой артиллерийских установок, характерное для крейсеров русского флота постройки этого периода, вскоре сыграло свою отрицательную роль в русско-японской войне.

Постройка в Англии в 90-х годах для Японии крейсеров типа «Асама» («Токива», «Идзумо», «Иватэ») привлекла внимание военно-морских специалистов всех морских держав. Английские судостроители, учтя стратегические требования японских заказчиков к кораблям своего флота (ограниченный район боевых действий, небольшая удаленность от своих военно-морских баз) и взяв за аналог построенный ими для Чили броненосный крейсер «Генерал О"Хиггенс», значительно улучшили его боевые качества. Одновременно с постройкой броненосных крейсеров в Англии развернулось строительство бронепалубных крейсеров типа «Тэлбот» и «Астрея», обладавших большими скоростями и сильным артиллерийским вооружением» .

По оперативным соображениям, а также с учетом опыта строительства крейсеров за рубежом, русское Морское министерство приняло решение о создании сравнительно небольших быстроходных бронепалубных крейсеров. Для этого по указанию управляющего Морским министерством адмирала Н. М. Чихачева Морской технический комитет (МТК) циркуляром № 2 от 2 марта 1894 г. объявил конкурс на лучший проект стального океанского крейсера. К конкурсу допускались все лица Морского ведомства. Участники его должны были в двухмесячный срок разработать и представить в МТК эскизный проект и пояснительную записку с обоснованием всех главных элементов проектируемого корабля. После рассмотрения в МТК материалов эскизных проектов лучшие из них допускались к подробному проектированию. В качестве поощрения участников конкурса были назначены три премии: первая в размере 2500 руб., вторая — 1800 руб. и третья — 1000 руб.

В октябре того же 1894 г. МТК подвел итог первого тура конкурса по представленным девяти проектам под девизами: «Сокол», «Богатырь Святогор», «Алабама», «Князь Владимир», «Волна», «Труд», «Непотопляемый», «Порт Дуэ» и «Неуязвимый». На заседании МТК 10 октября было принято решение: четыре проекта под девизами «Волна», «Сокол», «Князь Владимир» и «Непотопляемый» из-за невыполнения требований задания отклонить, а остальные пять — «Богатырь Святогор», «Порт Дуэ», «Алабама», «Неуязвимый» и «Труд» допустить к подробному проектированию с учетом сделанных МТК замечаний и предложений по каждому проекту.

Таблица 1
Краткие тактико-технические данные проектов крейсеров, занявших призовые места в конкурсе 1894—1895 гг.

В июне 1895 г. были подведены окончательные итоги конкурса и вскрыты пакеты с именами победителей (по условиям конкурса имена участников до сего времени хранились в запечатанных конвертах, на которых был обозначен только девиз). В результате голосования победителями оказались: младшие помощники судостроителя И. Г. Бубнов и Л. Л. Коромальди (проект под девизом «Порт Дуэ») — первая премия; старший помощник судостроителя Г. Ф. Шлезингер («Неуязвимый») — вторая премия; старший помощник судостроителя П. Ф. Вешкурцев («Труд») — третья премия.

Но ни один из представленных проектов не мог без некоторых изменений «подлежать немедленной постройке» .

Разговариваю вчера с соседским мальчишкой. Среди прочего речь заходит о знаменитых для него кораблях, и на первом месте он сразу же называет крейсер «Аврора». И даже парень, как оказалось, знает или, как минимум слышал, про участие «Авроры» в Цусиме, что, признаюсь, приятно удивило. «Здорово, - говорю, - только в курсе, почему крейсер назван именно «Аврора»?» Так вот про фрегат, что носил такое же имя до крейсера, и почему крейсер стал преемником, увы, уже не знает. И думаю, что не так много и знают сегодня про это.

И вот подумалось, что нужно бы попытаться здесь собрать кое-что про такие забытые потомками корабли. И для начала, как раз про фрегат «Аврора».

Фрегат вообще-то хорошо известен любителям военной и морской истории. Прославился он во время обороны Петропавловска-Камчатского в крымскую войну 1853-56 годов. 17 августа 1854 года к молодой крепости на самой дальней оконечности Российской империи подошла англо-французская эскадра в составе трех фрегатов, одного пароходо-фрегата и брига. К большому удивлению англичан и французов здесь их ожидал уже вполне укрепленный город и стоящий в Авачинской бухте на якоре фрегат «Аврора», пришедший из Кронштадта. Сил обороняющихся было в два раза меньше: и людей, и пушек, однако, не смотря на неоднократные атаки, Петропавловск устоял, и враг вынужден был уйти. По английским данным потери союзников во время этой неудачной десантной операции составили около 430 убитыми и раненными. Русские потеряли 32 убитыми, 64 были ранены. В одном из источников я нашел упоминание, что корт-адмирал Пирс, командовавший союзной эскадрой, впоследствии застрелился.

И основной оборонительной силой Петропавловска был как раз фрегат «Аврора» и его моряки. Они не только отличились в мастерстве артиллеристской дуэли, но и во время рукопашных схваток с десантом. Именно этот подвиг моряков с «Авроры» и стал поводом для присвоения фрегату звания «георгиевского». Что и означало необходимость сохранения названия корабля в дальнейшем, когда он будет выведен из строя.

Фрегат был построен на Охтинской верфи в Санкт-Птребурге в 1835 году. Строили его под управлением подполковника Амосова. Он имел весьма скромные размерения: длину 48,8 м, ширину 12,6 м, осадку около 4 м. Вооружение его состояло из 58 медных орудий: тридцати четырех 24-фунтовых пушек и двадцати четырех 24-фунтовых карронад (карронады отличались от обычных пушек тем, что имели более короткий ствол и другую систему крепления на станке). Экипаж включал 300 человек.

Основным районом службы «Авроры» было Балтийское море. Он немного выходил в дальние крейсерские походы, однако именно ему суждено было стать последним русским парусным кораблем, совершившим кругосветное плавание. Как раз во время этого плавания у берегов Чили фрегат получил неофициальное известие о начале крымской войны (телеграфа в ту пору еще не было, и пользовались слухами в портах). Капитан «Авроры» капитан-лейтенант Изыльметьев принял решение срочно идти в Петропавловск, ближний для него русский порт. Таким образом «Аврора» и приняла участи в обороне Петропавловска. В в 1856 году фрегат перешел в Кронштадт, замкнув плавание вокруг земли. И в том же году был выведен из действующего состава флота за ветхостью.

И совсем малоизвестный факт. На острове Сан-Лоренсо у берегов Перу (департамент Кальяо) похоронены два матроса с фрегата «Аврора», скончавшиеся в пути. Могила сохранилась усилиями наших соотечественников-эмигрантов, сейчас там стоит небольшой памятник. Русским людям на другом конце земли…

Глава пятнадцатая

ФРЕГАТ «АВРОРА»

…и сами полегли за землю Русскую…

Слово о полку Игореве

Фрегат «Аврора» все ближе подходил к Петропавловску. На нем стали убирать паруса. Видны были люди на огромных реях, на вантах и на палубе, офицеры на юте, шлюпка с Губаревым, подошедшая к борту.

Завойко пошел домой переодеться.

– Слава богу, Юлечка, – сказал он, входя к жене в полной форме с орденами. – Вот теперь посмотрим, как придут англичане и французы. Всякий другой на моем месте, имея такой гарнизон и эту «Аврору», то есть одно судно да нехватку продовольствия, схватился бы за волосы от мысли, как придется обороняться. А я говорю: слава богу, так как идет судно. Не болтуны и сумасшедшие, а только Завойко будет за всех отдуваться и воевать, к чему я готов, хотя я и не говорю громких слов и не делаю великих открытий. Я готов сложить голову, и дети пусть не стыдятся отца, если его после смерти упрекнут.

– Почему же упрекнут? – насторожилась Юлия Егоровна.

Ее беспокоили подобные рассуждения мужа. Казалось, он старался оправдаться, отвечая своему какому-то внутреннему голосу.

– Нет, Юлечка, – сказал он упрямо, – я не чувствую себя ни в чем виноватым и могу умереть спокойно, и ты можешь не тревожиться. Так я иду на «Аврору». Слава богу, что она пришла. И когда голому дали одну только рубаху, он чувствует себя одетым, а богачу мало дюжины, и он хочет отнять последнее у соседа! Я чувствую себя, словно обут и одет. Да не забудь, что теперь пришел мой родной племянник, ныне мичман Николай Фесун, и я этому очень рад, хотя все, кто на ней прибыл, мне родные!

Юлия Егоровна также рада. Фесун – сын мелкопоместного дворянина с Украины – с помощью дядюшки Фердинанда Петровича поступил в свое время в морской корпус и учился отлично. Юлия Егоровна себя чувствовала до некоторой степени благодетельницей этого мальчика.

Завойко пошел, но остановился в дверях и, повернувшись, снова заговорил горячо:

– Но, Юленька, я, как Кутузов, скажу, что враги не на того напали. Я не сдамся и подниму всех камчадалов, и мы устроим тут войну, от которой врагу не поздоровится. Англичане еще не рады у меня будут!

Зная, что все население Камчатки состоит из природных охотников, прекрасных стрелков, Завойко повсюду разослал своих чиновников, даже и за хребет, в долину реки Камчатки, с приказанием всем вступать в добровольцы.

– И теперь такая подмога! Фрегат! На нем четыреста человек команды!

А Юлия Егоровна думала о том, как кстати теперь ее молочная ферма. Муж часто бранит родственников, а ведь если бы не они, если бы не родственные связи, то многое и многое не удалось бы сделать. Ведь если бы не дядя, не его имя, то и правительство, верно, никогда бы не дало мужу средств для покупки скота. Муж при всей его нечеловеческой энергии вряд ли смог бы исполнить все так быстро, если бы тут на помощь ему своими средствами и судами не пришла Компания. В то же время она отлично понимала что, не будь здесь ее мужа, никакие средства и суда Компании не значили бы ровно ничего. И она снова гордилась своим «старым мужем», как называла Василия Степановича.

… Между огромных вулканов, вершины которых местами в снегу, а склоны в густых раскидистых лесах, залегла широчайшая Авачинская бухта. Звонкие речки с прозрачной водой сбегаются к ней по широким лесистым долинам.

За грядой низких сопок, отошедшей от матерого берега, – ковш – внутренний залив, то есть бухта малая в огромной бухте. На берегу ковша примостился Петропавловск. Он совсем походил бы на малую камчадальскую деревушку, если бы не дом губернатора с березами в саду. Наискосок – церковь, старая, деревянная, потемневшая от дождей, внизу – пакгауз и причалы. Чуть подальше, там, где ковш уткнулся в берег между перешейком и материком – склад и новая казарма. В стороне – магазин американца.

«Аврора» вошла в ковш. Лодки с обывателями окружили ее. На борт подавали ведра и кувшины с молоком, зеленью и ягодой.

– Блестящее судно! – говорили столпившиеся чиновники.

Губарев вернулся на шлюпке, отозвал в сторону губернатора. Вид у него был смущенный, и он о чем-то долго шептался с Завойко. Василий Степанович живо сел в шлюпку. Гребцы налегли на весла. Через несколько минут он поднимался по трапу на фрегат.

Вскоре с этого блестящего судна стали спускать в шлюпки носилки с людьми.

Командир «Авроры» капитан второго ранга Иван Николаевич Изылметьев , с угрюмым взглядом серых глаз, полузакрытых от усталости и болезни, долго рассказывал Василию Степановичу, что произошло с «Авророй».

На судне почти все больны цингой. Одни тяжело, другие легче, но совершенно здоровых людей почти нет. Сам капитан также чувствует себя неважно.

Его фрегат, обойдя мыс Горн в самое бурное время года, не пошел в Вальпараисо, как было приказано. Капитан, зная, что там стоит английская эскадра, пошел в порт Кальяо, на южноамериканском побережье. Но в Кальяо как раз и оказалась целая соединенная франко-английская эскадра, ожидавшая из Панамы по сухому пути известий из Европы о начале войны с Россией, которые через Атлантический океан должен был доставить почтовый пароход.

– Мы не ждали и напоролись! – рассказывал Иван Николаевич. – Но и в Кальяо о войне ничего не было известно!

– Так нигде и ничего не известно! – сказал Завойко.

Англичане и французы обрадовались приходу русского корабля. Прибудь через перешеек известие о начале войны – фрегат «Аврора» сразу стал бы их добычей.

Изылметьев пустился на хитрость. Он велел своим офицерам дружески встречаться с английскими и французскими офицерами, говорить, что у нашего судна серьезные повреждения, придется его основательно ремонтировать и что судно это вообще плохое, напрасно послано в такое далекое плавание, что еще в 1846 году английские газеты в Плимуте предупреждали об этом, когда на «Авроре» прибыл в Англию великий князь Константин.

Англичанам и французам очень лестно было захватить в свои руки фрегат, на котором воспитывался когда-то сын царя. Хотя они были уверены, что это и в самом деле никуда не годная гнилая посудина.

Офицеры союзников ездили на «Аврору» с визитами, русские, в свою очередь, бывали у них. Казалось, и те и другие очень рады, офицерская молодежь со всех судов отправлялась вместе на гулянья. А в это время тайком англичане и французы наблюдали за тем, что делается на русском судне. А все, кто оставался на «Авроре», тоже тайком, лихорадочно готовили судно к огромному переходу через Тихий океан. Иван Николаевич спешил, торопил людей, искусно притворялся при встрече с иностранцами, что у него все в беспорядке, даже затеял переговоры с представителями одной из фирм в Кальяо о починке фрегата, для чего сам съезжал на берег. А на рассвете другого дня, когда до приезда представителей фирмы оставалось несколько часов, на фрегате подняли паруса и с попутным ветром быстро вышли в море.

– Еле ушли из Кальяо, – рассказывал Изылметьев, сидя в своей каюте напротив Василия Степановича и вытирая лоб платком. Словно он только что сам убежал от врага.

– Так у меня не лучше, Иван Николаевич, и тоже нет продовольствия, хотя на сопках растет черемша и ходят медведи, которых мы убиваем. И хотя у нас нет муки, но мы духом не падаем, а черемшой и молоком поставим на ноги всю вашу команду. И забьем для вас несколько бычков и кабанчиков! А теперь скажите, что известно вам, какие суда врага придут на Камчатку? Скоро ли? Где та эскадра, что стояла в Кальяо?

По словам Изылметьева, союзники ждали подкрепления других кораблей. Все эти вопросы обсуждались в каюте капитана, а потом на берегу, в кабинете губернатора.

А от «Авроры» одна за другой отваливали шлюпки… Нездоровые, уставшие, полуиссохшие от голода, но надушенные, в новеньких блестящих мундирах, юные офицеры съезжали на берег, направляясь на обед в дом губернатора.

Потом опять пошли шлюпки с больными и умирающими. Их ждали на берегу солдаты с носилками.

– Вот чего дождались! – говорили в толпе обыватели.

На берегу царило мрачное молчание. Изредка слышались стоны и вздохи.

Печальная вереница носилок потянулась к городку. Больных велено было класть в домах обывателей, и Губарев уже ходил и назначал, кому и сколько.

Разговоры в кабинете Василия Степановича продолжались.

– У меня уже есть план, как вылечить всю вашу команду, а затем как общими силами оборонять Петропавловск.

– Но судно должно следовать в Де-Кастри.

– Вот я и хочу сказать вам, что «Аврора» никуда не пойдет из Петропавловска. Я, как губернатор и командующий всеми морскими силами, приказываю вам остаться здесь и вместе с гарнизоном города принять меры для защиты от неприятеля!

Иван Николаевич, чуть привставая, почтительно поклонился, как бы показывая, что спорить не собирается и принимает приказание как должное и согласен с Завойко не только как с губернатором, но и по сути дела. Конечно, мало радости одному судну выдержать бой с целой эскадрой. Но он понимал, что у Завойко нет иного выхода, как отдать такой приказ и обороняться до последней капли крови. Изылметьев понимал также, что не смеет настаивать на уходе своего корабля в Де-Кастри не только потому, что обязан исполнять приказание, отданное так твердо и решительно. Долг и честь обязывали его не покидать город и порт, которые Завойко с такой решимостью и отвагой готов оборонять.

– Но если будет приказ от Муравьева? – спросил Иван Николаевич.

Завойко смолчал. Он считал себя вправе скрыть, что такой приказ уже есть.

– «Аврора» никуда не пойдет! – сказал он решительно. – Ответственность я беру на себя.

Он еще добавил, что уход «Авроры» был бы равносилен гибели города, а потом стал объяснять план обороны Петропавловска. Завойко намеревался теперь построить новые укрепления. Изылметьев расспрашивал подробности. Завойко сказал, что придется построить не менее пяти батарей. Обсудили, какими запасами будет располагать гарнизон города. Завойко спросил, сколько ружей, пороха и пушек на «Авроре».

– Но для того, чтобы выстроить укрепления, – сказал Изылметьев, – нужны прежде всего здоровые руки. А команда… – Он развел руками, выразив растерянность на своем лице.

Он как бы хотел сказать, что теперь все зависит от того, какова Камчатка, сможет ли она дать здоровье людям.

– Так я знаю, как поставить на ноги всю вашу команду в несколько дней.

– К сожалению, нет таких средств, Василий Степанович!

– Так вы не знаете тогда Камчатки! И вы не можете мне так говорить. В сорока верстах отсюда есть Паратунка, и там целебные воды. Я уже послал приказание камчадалам свозить туда своих коров. И когда больной матрос будет купаться в горячей целебной воде и пить молоко, то при здоровье русского человека он очень быстро встанет на ноги. Неподалеку от этой Паратунки на речке Аваче находится собственная молочная ферма моей жены. Все, что возможно, будет с моей фермы предоставлено вашей команде. Пока мы подкрепим людей здесь, а через два дня на шлюпках и на бортах перевезем их на Паратунку. Там будет молоко, целебные источники, черемша, и люди поправятся так, как нигде и никогда не поправлялись, и еще будут славить Камчатку по всему свету…

Изылметьев был человеком с большим достоинством, которому, однако, чуждо было ложное самолюбие, и поэтому он обычно спокойно подчинялся любому разумному приказанию начальства, умея показать, что это не задевает его достоинства даже в том случае, если смысл приказа противоречил желанию Изылметьева.

– Но кто же будет охранять судно и город, если, как вы говорите, все население будет перевозить больных.

– А на этот случай я заставлю вступить в добровольцы всех своих чиновников, поставлю их к пушкам и дам им в руки ружья. На Паратунке люди выздоровеют быстро. Мы идем на риск, но, как говорится, риск – благородное дело.

Изылметьев согласился, что план Завойко хорош и что это единственный выход. Пошли обедать. В гостиной были почти все офицеры фрегата. Завойко представил жене мичмана Фесуна. До этого генерал видел его на судне, где покрасневший до ушей племянник чуть не кинулся на шею дядюшке.

– Да, это мой родной племянник, – объявил губернатор, – и поэтому, – сказал он, обращаясь к капитану, – прошу вас, Иван Николаевич, требовать с него вдвойне, чтобы он знал службу.

Голубоглазый румяный Фесун сиял от счастья, что все видят, каков с ним губернатор, и что разговор про него. Он уже шаркал перед тетенькой и ручку целовал.

– Вот где привелось нам встретиться, – сказал ему Василий Степанович. – Может быть, вместе придется умереть за веру, царя и отечество!

За столом Юлия Егоровна сидела подле Александра Петровича Максутова – высокого красивого смуглого офицера.

– Брат Дмитрий мне так много писал о вас! – говорил он кузине.

Юлия Егоровна любезно улыбнулась:

– Да, он у нас частый гость.

– Как жаль, что я не увижу его.

– Так вы его еще увидите! – решительно сказал Василий Степанович. – В чем я порукой!

«Мои кузены, кажется, болезненно любят друг друга! Я не раз замечала, что такая любовь – предвестник каких-то трагических событий», – подумала Юлия Егоровна.

Наутро Завойко и Изылметьев, взяв с собой Губарева и Максутова, пошли на осмотр местности. Решено строить всего, с уже начатыми, шесть батарей. Один борт «Авроры» разоружить, пушки поставить на батареи. Вторым бортом «Аврора» будет палить по противнику, ставши за косой, что тянется почти через всю малую бухту.

– И будет она за этой косой полузакрыта от ядер и бомб, как за самым наилучшим бруствером, – сказал, стоя на песчаной косе среди Ковша, Василий Степанович.

Изылметьев и на этот раз слегка склонил свою лысеющую голову.

– Да, поставим судно в гавань, как плавучую батарею, – говорил Завойко.

– Главное не пушки теперь, а люди, – заметил Иван Николаевич. – Лишь бы они поскорей поправились.

Сходили в госпиталь, проведали тяжелых, потом заходили в дома обывателей, где размещены легкобольные. Многие матросы почувствовали себя на берегу гораздо лучше.

– Генерал обещает молоком кормить! – говорили больные аврорцы своему командиру.

– Я не держу всего запаса в одном месте, – пояснял Завойко. – Половина коров у меня в городе, а половина – на ферме, и там у меня как крепость. Городскими коровами мы поправим людей здесь. Обыватели отдадут им все, что возможно.

… В березовом саду, за низкой изгородью Юлия Егоровна обсуждала с молодыми офицерами, какую пьесу избрать для любительского спектакля.

– Война на носу, а молодежь собирается веселиться! – воскликнул Завойко, войдя в сад с Изылметьевым. – Право, тут время и место устроить балы, когда господа офицеры вернутся с Паратунки. Эти балы будут получше лекарств и черемши для молодых людей, что я знаю по себе, так как сам был молодой.

На другой день целые вереницы шлюпок и камчадальских лодок под парусами отваливали от берега, увозя больных на Паратунку.