Анатолий копейкин последний вечер. Анатолий копейкин: "о володе прибыловском" Анатолий копейкин

ФАТИМА САЛКАЗАНОВА. НЕБОЛЬШОЙ МЕМУАРЧИК

Это было, наверно, 19 октября 1983 года, после панихиды по Александру Галичу в Свято-Александро-Невском соборе в Париже. Сколько было народу, трудно сказать, но не меньше 20-30 человек, наверно. Были там и мы с Натальей Горбаневской, с которой я подружился месяца за два до того.
И вот на выходе Горбаневская говорит: "Копейкин, познакомься, это Фатима Салказанова!"
-- Батюшки! -- сказал я. -- Да я вас всё время слушал в России. Прекрасные передачи вы делаете! -- а надо сказать, приехал я в Париж месяца за два до того.

Фатима была, по-моему, поражена: слишком мало доходило известий насчёт того, насколько вообще слушают в России радио "Свобода".
-- Дайте я вас поцелую! -- сказала Фатима и поцеловала меня. (Эту фразу я помню дословно).
Я понимал, что я расцелован как рядовой усердный слушатель радио "Свобода", и никак иначе.

Горбаневская сама подрабатывала на радио "Свобода", и вот однажды она решила взять интервью аж с самим мной. Помню, я долго отпирался -- и не согласился бы, но подруге надо было помочь. Пришел я в парижское бюро радио "Свобода", что располагалось на авеню Рапп. В приёмной сидела секретарша типа без обуви в длинных шерстяных носках и чуть ли не вязала очередные носки.
Там же была Фатима.
-- Фатим, пойдём сыграем во флиппер! -- сказала Горбаневская после того, как интервью было записано. Ну, мы и пошли. Я отметил, что Фатима довольно неплохо справлялась с этой игрушкой.

Неплохо она справлялась и с другой игрушкой -- автомобилем, хотя признавалась, что наделена "топографическим идиотизмом" и не может запомнить даже Париж, даже в общих чертах.
На "Свободе" она работала вместе с одним из лучших русских писателей 20 века Гайто Газдановым. Он говорил ей: "Фатима, на этом радио только два человека пишут по-русски без ошибок, и те двое -- осетины. Это я и вы".

Следующая более или менее памятная встреча с Фатимой была во время перестройки. У кого-то на квартире собралась куча народу, все выпивали и активно беседовали. Ну, я как всегда начал немного провоцировать собеседников и разъяснял что-то в том смысле, что, мол, имеющийся жидо-масонский заговор навредил прежде всего самим евреям, которые к тому же и не евреи, а хазары по крови. Ну и подобную лабуду. Горбаневская, привыкнув к таким речам, никак не реагировала, но Фатима просто взвилась, и на меня посыпались разные проклятия и упрёки. Когда Горбаневская услышала эти филиппики Фатимы, она сказала:
-- Фатим, не обращай внимания! Копейкин -- это провокатор!
В общем, Фатима успокоилась, но долго ещё подозрительно косилась на меня.

26 мая 1996 года на квартире у Горбаневской, в день её 60-летия, снова случился спор, на этот раз по поводу перспектив Ельцина быть избранным на новый срок (выборы должны были состояться 3 июля 1996 года).
Фатима, начитавшись в газетах про "рейтинги" Ельцина, доказывала, что он проиграет с разгромным счётом. Я же сказал, что Ельцин победит -- причём с большим отрывом.
В общем, составили договор на эту тему, и что проигравший заплатит 1000 франков (а это было по теперешним понятиям, евро так, наверно, 250. То есть сумма).

Как я ожидал, Фатима проиграла. Через несколько времени после победы Ельцина она мне позвонила и сказала, что о долге помнит, но в данный момент у неё нет денег. Я сказал, что могу и подождать.
И наконец, срок наступил, Фатима принесла 1000 франков, и мы с ней, Горбаневской и Ярославом Горбаневским пошли в один не очень дешёвый ресторан рядом с Пантеоном, где хозяйкой была старая еврейка мадам Кныш.

Были и другие встречи с Фатимой, в том числе у неё дома в "Жидгороде" (как они с Горбаневской называли парижский пригород Вильжюиф).
Последнее общение с Фатимой было у меня полтора года назад на Фейсбуке: я при помощи фотошопа одел себя в форму Вермахта и выложил это как аватар. "Толя, когда ты сменишь форму?" -- спросила Фатима. Я ответил, что я сам решаю, во что мне одеваться, а Вермахт преступной организацией не признан.
В общем, на этом общение затухло. Или скорее -- затихло.
И вот 4 февраля 2015 года мой кореш Алексей Собченко, бывший коллега Фатимы по радио "Свобода", сообщил мне, что Фатима Александровна скончалась.

Эти выходные я звонил всем друзьям (и друзья звонили дальше, чтобы никого не забыть), в частности, позвонил и Тьерри Вольтону. И говорю ему – так-то и так-то, где хоронить будем, не знаем, министра, чтобы на Монпарнасском, еще не нашли, что дальше будет, неизвестно. А он мне в ответ: ДА У МЕНЯ ЖЕ ЕСТЬ ДЛЯ НЕЕ МЕСТО!

Сейчас, – сказал Тьерри, – дай только полчаса проверить бумаги, так ли всё и не путаю ли я чего. Через двадцать минут позвонил, говорит – да, в могиле Наташи Дюжевой остается место, и это место принадлежит ему, и это место он отдает матери.

Когда-то давным-давно мать работала в «Русской мысли», и там тогда появилась совсем еще юная Наташа Дюжева. И мать взяла ее под свое крыло, стала учить журнализму, обращению с текстом, и вообще они подружились. И Наташу Дюжеву, чтобы отличать ее от моей матери, стали звать «маленькая Наташа». И вот они дружили, маленькая Наташа вышла замуж за французского журналиста и публициста Тьерри Вольтона, мать стала крестной матерью их сына Стефана, но вскоре у Наташи Дюжевой открылась лейкемия, да еще и открылась с запозданием, и Наташа Дюжева умерла. Похоронили ее на кладбище Пер-Лашез, мы с Толей Копейкиным поставили на могилу деревянный православный крест собственного нашего изготовления из бургундского дуба.

Между прочим, в начале нашего телефонного разговора Тьерри, которого друг Копейкин всегда считал эдаким плоским атеистом, вдруг взял да сказал: вот теперь обе Наташи снова вместе, возобновили старые привычки… и только потом, в ходе разговора узнав, что нет на кладбище места, предложил матери место рядом с его Наташей.

Мать лежала, свернувшись калачиком, до вечера понедельника вечером, когда пришла молодая добрая красивая женщина, чтобы сделать все необходимое, чтобы тело могло пролежать до похорон. Потом она лежала чуть более торжественно, но всё такая же маленькая.

Приехал с юга-запада Франции брат Оська с женой и дочерьми, фотографиями которых был уставлен стеллаж матери. Прилетел из Польши мой старший сын Артур. Смогла прибыть Оськина старшая дочь Нюся из Москвы, каким-то чудом получившая шенгенскую визу за два дня. Она получила польскую визу. Все внуки собрались проводить бабушку. Мой младший шестнадцатилетний сын Петька, который незадолго до этого строил с бабушкой планы совместной поездки в Москву, отреагировал на смерть бабушки резко болезненно, пинал стены, бил какие-то флаконы. Потом не хотел идти прощаться, ходил как в воду опущенный. Ходил мимо бабушкиного дома, вызывал меня звонками пройтись поговорить с ним о бабушке… Наконец, решился и пришел посмотреть на бабушку, прежде чем ее закроют. Как хорошо, что до самых похорон мать лежала дома.

Я пишу этот сухой текст о днях смерти моей матери, подсчитываю дни: в пятницу вечером сообщение о смерти, в среду в послеобеденное время – отпевание, похороны. Четыре с половиной дня. Сколько людей за это время проявили столько теплоты, любви, уважения. Во Франции, в России, в Чехии, в Польше. Сейчас трудно всё упомнить. Когда умирает мать, всё же пребываешь в несколько шоковом состоянии. Помню, однако, ощущение, что волнами идет – вживе, по телефону, по Интернету, с самых разных сторон – любовь.

28 ноября 2013 года я встретился в одном парижском кафе с одной тетенькой, а потом собирался встретиться в другом парижском кафе с другой тетенькой. Вторая тетенька прислала, однако, эсэмэску, что она пока что будет ужинать, а потом созвон.

Ну ладно. Созвон так созвон. И, чтобы не сидеть тупо часа три в каком-нибудь кафе, я решил заехать к Наталье Горбаневской и посидеть у нее. “Sup est?” – послал я ей эсэмэску примерно в восемь вечера. “Da”.

“Skoro budu” , – написал я и поехал в ее сторону. По пути заехал в магазин “Monoprix” и купил нашего любимого миндального такого печенья, карамельного такого, две пачки, к чаю.

Когда я пришел, Горбаневская поставила на газ суп, а потом, когда он нагрелся, ушла на кухню и долго не появлялась.

– Наташ, ты чего?

– Я, Копейкин, знаю, что ты не любишь фасоль, и я ее вылавливаю.

Я понял, что она будет этим заниматься еще полчаса, и попросил ее уступить мне место (это правда, у меня от фасоли изжога). В общем, выловил я фасоль из своей тарелки, мы сели есть суп.

Потом согрели чай и стали его пить с принесенным сказочным печеньем.

– Копейкин, можно я вторую пачку повезу в Москву и подарю там одному человеку? (Она собиралась дней через пять в Москву).

– Само собой, Наташ, – сказал я.

Вторая тетенька мне так и не позвонила, так что после чая я сел за маленький походный нетбук Горбаневской, а Горбаневская села за свой компьютер, и так мы некоторое время просидели на расстоянии метра три друг от друга, пока я не прочел свою френдленту в «Фейсбуке».

Была Наташа в тот последний вечер, как всегда; ничего такого в ее поведении и “рякцыях” подозрительного я не обнаружил.

Где-то в двенадцатом часу ночи я выключил нетбук и отправился домой.

Это был мой последний визит к моему бесконечно любимому другу и товарищу – Наталье Горбаневской. Часов через десять она тихо отошла ко Господу – во сне, в спокойной позе, подперев ладошкой щеку…

…В этот раз удивительным стечением обстоятельств я оказался в Париже, прилетев туда накануне ее смерти. Мы списались и договорились, что я к ней приду, и, несмотря на то что она собиралась в Москву 1 декабря, она всё-таки просила меня привезти ей сигарет и валидола.

В день ее смерти вечером я к ней пришел, дверь открыл Ясик, растерянный, и сказал, что Наташа умерла. Я вошел, она лежала в глубине комнаты на своей кровати, на правом боку. Она умерла во сне – не умерла, но уснула, такое было ощущение. Французские муниципальные власти позволили оставить тело в квартире до похорон. На следующий день ее перевернули на спину, переодели, так она и лежала несколько дней.

Накануне похорон ее переложили в гроб. Почти каждый день были панихиды, съехались ее внуки, естественно, были сыновья Ясик и Ося, приехали Артур, Нюся, маленькие девочки из Перигё со своими мамами, ее невестками. Все были вместе, друзья приходили почти каждый день к Наташе, сидели за тем же самым столом, она была с нами. Это было устойчивое ощущение. Меня Ясик попросил остаться с ней в ночь накануне похорон, я читал Псалтирь до глубины ночи, и у меня было чувство какого-то торжества, конечно, и печали, горечи расставания, но вместе с тем света, который ей был присущ. Она как жила светло, порывисто, талантливо, так и умерла. И потому горечь расставания, в особенности у близких и друзей, всякий раз смешивалась с радостью и светом.

Я тоже оказался в квартире Наташи на следующее утро после ее смерти и, конечно, стал смотреть – а что на письменном столе? И на столе рядом с компьютером совершенно отдельно лежал польско-русский словарь Дубровского 1911 года, а рядом в стопочке – ее книжка «Мой Милош» и почему-то Галич на польском…

Мы с Толей Копейкиным сидели за столом в старой квартире Наташи Горбаневской на улице Робера Ленде.

– Кайся, Ароныч, – сказал Копейкин и блеснул очками. – Ароныч, ты должен покаяться.

Как всегда, к середине второй бутылки «Шато Бланьяк» Толя становился агрессивным.

– За что каяться? – не понял. – И перед кем?

– Да вот, – Толя кивнул на Горбаневскую, которая сидела на другом конце стола и правила перевод. – Она за тебя по тюрьмам и психушкам страдала, разрушала советскую власть, а ты в это время состоял в комсомоле, режим укреплял. Кайся, кайся, Ароныч!

– Толь, так ты ведь тоже состоял… – пытался отбиться я.

– Ну, я только на втором курсе вступил, а ты в школе. И ты по убеждению записался, а я по необходимости. Меня Ленка Курская уговорила, комсорг нашей группы. Я думал, она мне даст.

Чтобы сузить результаты поисковой выдачи, можно уточнить запрос, указав поля, по которым производить поиск. Список полей представлен выше. Например:

Можно искать по нескольким полям одновременно:

Логически операторы

По умолчанию используется оператор AND .
Оператор AND означает, что документ должен соответствовать всем элементам в группе:

исследование разработка

Оператор OR означает, что документ должен соответствовать одному из значений в группе:

исследование OR разработка

Оператор NOT исключает документы, содержащие данный элемент:

исследование NOT разработка

Тип поиска

При написании запроса можно указывать способ, по которому фраза будет искаться. Поддерживается четыре метода: поиск с учетом морфологии, без морфологии, поиск префикса, поиск фразы.
По-умолчанию, поиск производится с учетом морфологии.
Для поиска без морфологии, перед словами в фразе достаточно поставить знак "доллар":

$ исследование $ развития

Для поиска префикса нужно поставить звездочку после запроса:

исследование*

Для поиска фразы нужно заключить запрос в двойные кавычки:

" исследование и разработка"

Поиск по синонимам

Для включения в результаты поиска синонимов слова нужно поставить решётку "# " перед словом или перед выражением в скобках.
В применении к одному слову для него будет найдено до трёх синонимов.
В применении к выражению в скобках к каждому слову будет добавлен синоним, если он был найден.
Не сочетается с поиском без морфологии, поиском по префиксу или поиском по фразе.

# исследование

Группировка

Для того, чтобы сгруппировать поисковые фразы нужно использовать скобки. Это позволяет управлять булевой логикой запроса.
Например, нужно составить запрос: найти документы у которых автор Иванов или Петров, и заглавие содержит слова исследование или разработка:

Приблизительный поиск слова

Для приблизительного поиска нужно поставить тильду "~ " в конце слова из фразы. Например:

бром~

При поиске будут найдены такие слова, как "бром", "ром", "пром" и т.д.
Можно дополнительно указать максимальное количество возможных правок: 0, 1 или 2. Например:

бром~1

По умолчанию допускается 2 правки.

Критерий близости

Для поиска по критерию близости, нужно поставить тильду "~ " в конце фразы. Например, для того, чтобы найти документы со словами исследование и разработка в пределах 2 слов, используйте следующий запрос:

" исследование разработка"~2

Релевантность выражений

Для изменения релевантности отдельных выражений в поиске используйте знак "^ " в конце выражения, после чего укажите уровень релевантности этого выражения по отношению к остальным.
Чем выше уровень, тем более релевантно данное выражение.
Например, в данном выражении слово "исследование" в четыре раза релевантнее слова "разработка":

исследование^4 разработка

По умолчанию, уровень равен 1. Допустимые значения - положительное вещественное число.

Поиск в интервале

Для указания интервала, в котором должно находиться значение какого-то поля, следует указать в скобках граничные значения, разделенные оператором TO .
Будет произведена лексикографическая сортировка.

Такой запрос вернёт результаты с автором, начиная от Иванова и заканчивая Петровым, но Иванов и Петров не будут включены в результат.
Для того, чтобы включить значение в интервал, используйте квадратные скобки. Для исключения значения используйте фигурные скобки.

Виктор Суворов выпустил новую книгу под названием «Кузькина мать». Противу ожидания, книга вовсе не о начале Второй Мировой войны, даже не о начале сражений на Восточном фронте и не о причинах того и другого.

Легендарный историк перескочил на 15 лет вперед и решил рассмотреть некоторые узловые моменты «великого десятилетия» 1955-1965 годов, как они ему представляются.

Разумеется, Суворов остался верен себе в своем суровом суворовском подходе к историческим событиям и представляет их свежо, вдумчиво, аккуратно и - парадоксально.

Впрочем, другого от товарища Суворова ждать было бы странно. Но его верные читатели знают: даже если и не соглашаться с тезисами Суворова, то все равно получишь несравненное удовольствие просто от процесса чтения и слежения за ходом его мыслей. А как говорил еще Пушкин, «следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная».

Итак, великое десятилетие, ознаменованное правлением Никиты Хрущева, который провел тысячи послаблений и сотни ужесточений; который отказался от идеи ядерной войны, но всячески укреплял мощь советских вооруженных сил; который повысил благосос крестьян - но и урезал приусадебные участки у тех же крестьян. Словом, фигура противоречивая, но по-своему цельная и яркая.

«Кузькина мать» - это атомная бомба больше 50 мегатонн, самая большая в истории человечества, которую взорвали над Новой Землей, сбросив ее с бомбардировщика ТУ-95.

Эту бомбу, по мнению Суворова, Хрущев рассматривал как козырь в стратегической игре с Западом, пытаясь его запугать и провернуть некоторые потребные ему дела в Европе (принудить западные государства покинуть Западную Германию).

В принципе эта версия не кажется убедительной - не такой уж наивный был этот Хрущев, чтобы рассчитывать, что американцы позволят ему оккупировать всю Германию. И так-то, по их мнению, СССР слишком далеко зашел в Европу.

СССР был окружен с разных сторон американскими базами, на которых были размещены в частности и ракеты с ядерными боеголовками. А у СССР ракеты хотя и были, но не было средств доставки до США. Единственная ракета, которая могла это сделать, на боевом дежурстве не стояла, да и была она в количестве 1 (прописью: один).

То есть разбомбить Европу СССР в принципе мог, но дотянуться до главного своего противника - руки были коротки.

И вот Никита Хрущев решил (по мнению Суворова) убить одним махов двух зайцев: дотянуться до США своим ядерным кулаком - и напугать американцев и принудить их покинуть Западную Германию.

Помимо взрыва «Кузькиной матери» этому должно было послужить размещение ракет на Кубе. Всю Америку они покрыть не могли, но в случае начала конфликта нескольких городов США могли не досчитаться на своей карте.

В США, конечно, и знать не знали, сколько на самом деле у СССР стратегических ядерных ракет, поэтому в военных заказах не мелочились: тыщу ракет туда, тыщу подводных лодок туда, тыщу стратегических бомбардировщиков, а потом еще тыщу, а еще и по одному авианосцу в год...

Словом, сами не зная того, к началу 1960-х годов США обогнали СССР в 15 раз по ядерной мощи. Но откуда им было знать, во сколько раз они его обогнали? Ведь СССР запускал одну за другой космические ракеты и намекал, что у него таких ракет до фига.

И вот, когда Хрущев стал балансировать на грани ядерной войны, в СССР нашелся один человек - сотрудник Главного разведывательного управления Олег Пеньковский, который передал американской стороне подробные данные о советском ядерном потенциале. Чтобы не принимали всерьез советские угрозы.

И чтобы спасти (как полагает автор «Кузькиной матери») мир от ядерной войны. Американцы, однако, подношение не оценили и (опять же по мнению автора книги) сдали Пеньковского Советам. Почему? Зачем им было терять такого ценного разведчика? Суворов объясняет это просто: американскому военно-промышленному комплексу информация Пеньковского мешала получать новые заказы.

Во всемогущество американского ВПК, честно говоря, слабо верится. Его аппетиты всегда спокойно урезались, когда этого требовали национальные интересы США.

Но вопрос, конечно, не в этом. Можно соглашаться или не соглашаться с Суворовым по поводу «сдачи» американцами Пеньковского, но в любом случае суворовская версия тех событий (а их в книге описано много, других разных), как всегда у Суворова, ярка, оригинальна и увлекательна.

Мне вовсе не хочется пересказывать эту новую книгу Суворова подробно (одно подробное оглавление у нее занимает 7 страниц). А хочется порекомендовать ее всем, кто любит увлекательное чтение. А увлекательно писать товарищ Суворов еще не разучился.

В заключение отмечу, что книга издана на отличной бумаге, с отличными иллюстрациями - то есть издательство «Добрая книга» оказалось еще и способным делать добротные книги.

Виктор Суворов. Кузькина мать. Хроника великого десятилетия. Москва, «Добрая книга», 2011, 352 стр.

Анатолий Копейкин

Последний вечер

28 ноября 2013 года я встретился в одном парижском кафе с одной тетенькой, а потом собирался встретиться в другом парижском кафе с другой тетенькой. Вторая тетенька прислала, однако, эсэмэску, что она пока что будет ужинать, а потом созвон.

Ну ладно. Созвон так созвон. И, чтобы не сидеть тупо часа три в каком-нибудь кафе, я решил заехать к Наталье Горбаневской и посидеть у нее. “Sup est?” – послал я ей эсэмэску примерно в восемь вечера. “Da”.

“Skoro budu” , – написал я и поехал в ее сторону. По пути заехал в магазин “Monoprix” и купил нашего любимого миндального такого печенья, карамельного такого, две пачки, к чаю.

Когда я пришел, Горбаневская поставила на газ суп, а потом, когда он нагрелся, ушла на кухню и долго не появлялась.

– Наташ, ты чего?

– Я, Копейкин, знаю, что ты не любишь фасоль, и я ее вылавливаю.

Я понял, что она будет этим заниматься еще полчаса, и попросил ее уступить мне место (это правда, у меня от фасоли изжога). В общем, выловил я фасоль из своей тарелки, мы сели есть суп.

Потом согрели чай и стали его пить с принесенным сказочным печеньем.

– Копейкин, можно я вторую пачку повезу в Москву и подарю там одному человеку? (Она собиралась дней через пять в Москву).

– Само собой, Наташ, – сказал я.

Вторая тетенька мне так и не позвонила, так что после чая я сел за маленький походный нетбук Горбаневской, а Горбаневская села за свой компьютер, и так мы некоторое время просидели на расстоянии метра три друг от друга, пока я не прочел свою френдленту в «Фейсбуке».

Была Наташа в тот последний вечер, как всегда; ничего такого в ее поведении и “рякцыях” подозрительного я не обнаружил.

Где-то в двенадцатом часу ночи я выключил нетбук и отправился домой.

Это был мой последний визит к моему бесконечно любимому другу и товарищу – Наталье Горбаневской. Часов через десять она тихо отошла ко Господу – во сне, в спокойной позе, подперев ладошкой щеку…